Самым сложным оппонентом француз назвал Джона Макинроя. «Играть с ним было чертовски тяжело, потому что никогда нельзя было предугадать, что он сделает в следующую минуту. Я и о его подаче, и о его поведении. Он в любой момент мог прервать матч, начать спорить, оскорблять всех. В ту эпоху это не было чем-то из ряда вон выходящим. Тогда в порядке вещей было толкнуть соперника плечом при смене сторон.
Но однажды он перешёл черту. Это было уже после завершения карьеры, на выставочном матче в Гонконге. Мы начали спорить по поводу одного из мячей, спор становился всё жарче, и в итоге он оскорбил мою маму. Я перепрыгнул сетку, встал с ним лицом к лицу и сказал: 'Джон, я уважаю тебя как игрока, но сейчас ты зашёл слишком далеко. Ты сумасшедший, но я ещё более сумасшедший. Если хочешь, ударь меня, но не промахнись, потому что после этого я убью тебя'. Он заявил протест судье, сказал, что я должен быть дисквалифицирован за то, что перепрыгнул сетку. Я напомнил ему, что это выставочный матч. В итоге нас убедили продолжать игру, а Джон с того момента стал относиться ко мне с уважением.
Самый неприятный игрок? Коннорс. На корте он был готов убить хоть собственных родителей. Он ужасно вёл себя во время игры. Вне корта я нормально ладил с Джимми, но на корте он вёл себя, словно какой-нибудь отморозок. Джон хотя бы обращал подобное в шутку, а Джимми - никогда.
Кто больше всех любил тусоваться? Герулайтис. Помню, мне было 17, и я увидел, как он подъезжает к 'Мэдисон Сквэр Гарден' на жёлтом Роллс-Ройсе. Он вылез оттуда с полотенцем на шее и восемью ракетками, поздоровался со мной. Следом за ним из машины выбрались три прекрасные девушки. Тогда я подумал, что хочу жить так же. Витас постоянно ходил на всевозможные вечеринки и очень любил подобную роскошь», - заключил Леконт.